Полиция Российской империи в противодействии религиозному изуверству в первой четверти XIX в.
С. А. Лукьянов, профессор кафедры государственных и гражданско-правовых дисциплин, доктор юридических наук (Московский областной филиал Московского университета МВД России имени В. Я. Кикотя)
… степень и границы веротерпимости во многом зависели от личного отношения монарха-самодержца как главы Российской православной церкви к тем или иным отклонениям от государственной религии в форме ересей и расколов. Это наглядно проявилось в первой четверти XIX в. Эпоху царствования Александра I современники называли «золотым веком русского раскола» [15, с. 28]. Как указывал А. В. Попов, «в царствование Александра I отношение к раскольникам стало особенно терпимым» [17, с. 251].
Личная точка зрения императора на религиозное диссидентство звучала следующим образом: «…и разумом и опытом давно уже дознано, что умственные заблуждения простого народа прениями и народными увещаниями в мыслях его углублялись, единым забвением, добрым примером и терпимостью мало помалу изглаждаются и исчезают» [7, с. 591]. Эта точка зрения была выражена и в Указе от 21 февраля 1803 г. по делу «тамбовских духоборов»:
«Общее правило, принятое Мною на заблуждения сего рода, состоит в том, чтобы не делая насилия совести и не входя в розыскание внутреннего исповедания веры, не допускать однакож никаких внешних оказательств отступления от церкви, и строго воспрещать всякие в сем соблазны, не в виде ересей, но как нарушение общего благочиния и порядка» [1, с. 92].
Аналогичное мнение было высказано в письме Санкт-Петербургскому митрополиту Амвросию от 13 ноября 1802 г. по делу «новохоперских малакан» министром внутренних дел и обер-прокурором Синода графом В. П. Кочубеем, который указывал, что ереси и «расколы» исчезнут, «когда ни духовное, ни светское правительство, не обращая на них открытого внимания и примечая только издалека ход их, не формальными следствиями и увещаниями, но частными внушениями кроткого и примерного духовенства старается не чувствительно приводить их на путь истины» [17, с. 252–253].
Воспользовавшись ситуацией, «духоборы» добились от Сената решения об отведении им для компактного поселения и проживания «пустопорожних мест» в Молочных Водах Мелитопольского уезда Таврической губернии. Осужденные при Павле I к вечной ссылке на уральские заводы и амнистированные новым императором, лидеры «духоборов» Савелий Капустин и Кирилл Колесников возглавили эту основанную на теократически-коммунистических началах общину. К 1827 г., по официальным данным, в Молочных Водах было девять слобод «духоборов» и «молокан», насчитывающих около 4 тыс. жителей.
В 1820 г. Александр I издал Указ об освобождении «духоборов» от присяги верности монарху, противоречащей их вероучению [14, с. 310–312]. Лишь в 1836 г. особой следственной комиссией было установлено, что лидерами сектантов в Молочных Водах был создан режим террора и преследований недовольных членов общины, обнаружены пыточные застенки с грудами человеческих костей замученных или зарытых заживо людей [10].
Вероисповедная политика в отношении ересей и «расколов», осуществлявшаяся с екатерининских времен в соответствии с принципом «полной терпимости», в первой четверти XIX в. становится особенно либеральной. Политика «единоверия», проводившаяся по Указу от 27 октября 1800 г. и основывающаяся на формальной подчиненности наиболее лояльных «толков» и «согласий» старообрядчества Синоду, привела к полной легализации «толков» «поповцев» и «беспоповцев» не только на Преображенском и Рогожском кладбищах в Москве, но и в других регионах империи [19, с. 490].
П. И. Мельников приводил случай исключительной «снисходительности» со стороны власти, проявленной к старообрядцам-«поповцам». В апреле 1811 г. по донесению протоиерея Андрея Журавлева Петербургскому митрополиту Амвросию о незаконном создании «поповцами» молельни на Охте полицмейстером графом Васильевым была обнаружена старообрядческая молельня в доме купца Королева, а в доме купца Груздева задержан «беглопоповец» Василий Андреев. Однако 11 августа 1811 г. Александр I собственноручно наложил на донесение полицмейстера резолюцию о сохранении молельни и продолжении в ней старообрядческих богослужений [с. 11, 41–42].
Наиболее парадоксальным явлением той эпохи можно считать кардинальную либерализацию государственной политики в отношении признаваемых «изуверскими» сект мистического «христоверия» – «хлыстов» и «скопцов».
К. В. Кутепов писал, что «особенно быстро хлыстовщина стала распространяться в царствование Александра I» [9, с. 91]. В 1802 г. в Калужское духовное правление поступили сведения о существовании «хлыстовской» секты в селе Князь-Иванове, возглавляемой местным православным священником Константином Ивановым и пономарем Петром Семеновым.
По указанию епархиального начальства священник села Забельни Иван Сергеев внедрился в «хлыстовский» «корабль» и был допущен к участию в «радениях». В последующие годы Сергеев выявил полный состав не только «хлыстов», но и местных «скопцов», даже вступив в переписку с лидером «скопчества» Кондратием Селивановым. На основе собранных Сергеевым сведений в 1809 г. калужские «хлысты» были арестованы полицией и осуждены. Однако заключенные в монастыри для «исправления» Иванов и Семенов вскоре были освобождены, Иванов даже получил место пономаря в селе Вишнякове, из которого потом бежал и возглавил новый «корабль» [9, с. 98].
Не менее лояльно власть стала относиться и к крайне опасной изуверской секте «скопцов». К. В. Кутепов указывал, что «период времени от 1802–1820 гг. есть замечательнейший во всей истории скопчества. В это время скопчество дошло до апогея своего величия, далее которого оно уже не могло идти. Точное и определенное формулирование главнейших догматических особенностей, отличающих скопческую секту от хлыстовщины, свободное, никем и ничем не стесняемое отправление радений, открытое воздаяние лжеискупителю ꬸКондратию Селиванову댨 божеских и царских почестей его последователями и благоговейного уважения его почитателями из круга петербургской аристократии – составляют внутренние характеристические черты истории скопчества в рассматриваемое время» [9, с. 172–173]. Еще в 1801 г. по распоряжению Александра I выявленные члены калужского «корабля» «скопцов» были освобождены от суда и наказания, в том же году были освобождены из Шлиссельбургской крепости «сосновские» «скопцы». В феврале 1802 г. при посещении Обуховской больницы Александр I обратил внимание на «секретного арестанта» – лидера «скопчества» Кондратия Селиванова и повелел перевести его в богадельню. До этого в Петербурге «скопцами» Ненастьевыми был завербован А. М. Еленский, бывший камергер короля Станислава Понятовского, принявший православие и ставший на русской службе статским советником. В июле 1802 г. А. М. Еленский под расписку забрал Кондратия Селиванова из богадельни и переправил в купеческий дом Ненастьевых.
В течение последующих лет Кондратий Селиванов пользовался огромной популярностью в столице как пророк и исцелитель, посещался огромным количеством людей, в том числе и представителями высшей аристократии. ....
Источник
https://zen.yandex.ru/media/id/5c61e95dac183600ad37c229/samaia-vliiatelnaia-i-opasnaia-sekta-carskoi-rossii-za-schet-chego-ee-adepty-stanovilis-samymi-bogatymi-liudmi-rossiiskoi-imperii-61475289e8623024ebffdf57?&utm_campaign=dbr
|